На родине великого композитора пианист играл трижды, и только в третий свой приезд ощутил разительные перемены в здешнем филармоническом бытии.
- Разница такая, что просто диву даёшься! - изумлялся Александр Шефтельевич. - Удмуртская филармония стала живой, а раньше была бездушной «коробкой». Я как захожу на порог, то волосами чувствую, что происходит в филармониях, и мне радостно, что в Ижевске эта организация ожила.
Больше, чем композитор
Аргументы и факты: - Расскажите о своём отношении к музыке Чайковского…
Александр Гиндин: - Для каждого русского музыканта Чайковский всегда больше, чем просто великий композитор. - Это что-то такое, с чем ты рождаешься и с чем умираешь. В каждой ноте Петра Ильича слышно его большое сердце. И то, что Чайковский здесь родился, наполняет мою душу особенными ощущениями.
Без единой нотки пафоса Александр Гиндин рассказывает и о продолжительной дуэтной работе с коллегой Николаем Петровым, которому минувшим апрелем исполнилось бы 70 лет. Этот юбилейный повод дал право спросить о музыканте, в котором помимо петровского пианизма импонировала исключительная петровская прямота.
- Плохого художника Петров совершенно не стесняясь, без всякой политкорректности мог запросто назвать дерьмаком, - рассказывает пианист. - Ведь это же огромное счастье говорить то, что ты думаешь и посылать негодяев по дарованным им адресам, не так ли? Николай Арнольдович отличался меткостью суждений. Он говорил так, что большинство его фраз можно было растаскивать на афоризмы. В ситуации с тем самым дерьмаком Арнольдыч вполне мог нафантазировать: «Вот было бы здорово, если бы все пожелания мгновенно исполнялись. Представляешь, идёт плохой человек, и раз - он лопнул! Или обделался!» И гомерический хохот. С ним всегда было смешно. Есть великие люди, и когда они уходят, то понимаешь: «Да, вот человека уже нет. Он умер». А с Николаем Петровым иначе. Он жив в моём и не только в моём сознании, потому что Арнольдыч неимоверно живой… Хотя мне его очень-очень не хватает. Это был очень близкий мне человек.
Любят то, чего не знают
АиФ: - А в чём заключён источник вашего интереса к столь разной музыке, которая звучит в ваших концертах?
А.Г.: - Прежде всего, в самом обычном любопытстве. С него всё и начинается. Это первый мой двигатель. Если нет любопытства, то ничего и не будет. А затем - азарт. Когда благодаря любопытству попадаются ноты произведения, которое нравится, то у меня действительно всё чешется в физическом смысле. И не только руки. В каждой клеточке зудит так, что хочется выучить это сочинение. У меня это пошло очень давно, и объяснить до конца все мотивы сложно. Просто нравится и всё!
АиФ: - Лет 10 назад в Ижевске ходили слухи-разговоры о том, что Александр Гиндин может сыграть концерт Бартока вместе с симфоническим оркестром Удмуртии…
А.Г.: - …А я и сейчас могу его сыграть, - хохочет жизнерадостный пианист. - Тогда я много играл Третий концерт Бартока, у которого все 3 фортепианных концерта замечательные. Но я особо люблю именно Третий.
АиФ: - К чему я упорно клоню с «этим» Белой Бартоком - для родины Чайковского его музыка стала бы сенсационной «бомбой» в первом исполнении.
А.Г.: - При всём к вам уважении, есть масса великолепной музыки, которую можно играть и говорить о первом исполнении. Но надо помнить о том, что у любой медали есть 2 стороны. Люди любят то, что они знают. Вот в чём беда-то.
АиФ: - Да сколько же можно меломанам любить одни лишь музыкальные сувениры?
А.Г.: - Как сколько? - удивился и снова заразительно рассмеялся пианист. - Пока не умрёшь!
Праноедение. Как прожить, питаясь воздухом? 
«Удмуртский остров»: как в республике появились другие народы 
Ижевский актер Николай Ротов играет и живет по Станиславскому 
Удмуртия манит. Это возможно? 
Старую сказку на новый лад сыграли в Ижевске татары, евреи, удмурты, армяне и марийцы