Генрих Верещагин наблюдателен, остроумен, полон вкуса к жизни. Корреспонденту «АиФ в Удмуртии» он со смехом рассказывает, как писал картину «Светомама» — современный парафраз вечного сюжета о мадонне с младенцем.
От драмы до комедии
«У окна, в потоке света, сидит женщина с ребёнком на руках, — моделью для картины Верещагин «назначил» свою младшую дочь Светлану. Гибкие руки бережно и любовно обвивают малыша. Только ведь ребёнка долго не удержишь — капризничает, плачет. Тогда я посадил Светлане на руки кошку, она её обняла, чтобы руки выглядели выразительно, так я и писал. А младенца потом уже добавил», — глаза Верещагина искрятся смехом.
«Гражданские» портреты на его выставке чередуются с полотнами, с которых пристально и требовательно смотрят люди в камуфляже или разношенных тельняшках. Армия сыграла огромную роль в жизни Генриха. Он воспитывался в семье кадрового офицера, который после тяжелого ранения во время Великой Отечественной ещё много лет прослужил в штабе. Семья жила в Тбилиси. Именно там юный Генрих Верещагин получил свои первые кисти и краски — «в наследство» от ещё одного фронтовика:
«У отца был друг-художник, лейтенант, который, уходя на войну в 1941-м, оставил ему на хранение в Тбилиси ящик со всеми художественными принадлежностями. Я, десятилетний мальчишка, был заворожен этим ящиком, запахом масляных красок (вдыхал его как самый чудесный аромат), пятнами на кистях. Много раз порывался их взять, но мама не позволяла. А после войны от него пришло письмо, что он решил остаться на Украине и за своим скарбом не вернется. Тогда мне этот ящик отдали.
Музей ИЗО не покупает картины уже 30 лет — нет денег.
К тому времени я уже ходил в художественный кружок в Дом пионеров, пробовал что-то рисовать акварельками, и тут, наконец, попробовал писать маслом. Начал было копировать какие-то картинки, открытки — разную ерунду, — но наш преподаватель очень убедительно объяснил, что писать надо только с натуры.
Несколько лет я учился в самодеятельной студии военных художников и членов их семей — знаете, люди, пережившие ужас войны особенно остро нуждались в красоте и гармонии, которую даёт искусство. Эти студии в послевоенные годы были необыкновенно популярны — там читали лекции и учили работать с натурой мастера из Академии художеств».
Так делают настоящие художники
«Я учился в десятом классе, когда принёс из студии домой рисунок — этюд с обнаженной женщиной. Мама перепугалась: «Отец, смотри, что они там рисуют!». Но хотя мне было только 16 лет и я ещё не встречался с девушками, тогда очень серьёзно объяснил маме, что ничего «такого» в этом нет, просто искусство должно показывать все самое прекрасное, выразительное, что нас окружает. И что писать обнаженную натуру тоже не стыдно — все настоящие художники так делают».
Виктория Суворова, «АиФ в Удмуртии»: Удалось отстоять свою правоту перед мамой?
Генрих Верещагин: Не сразу. Она долго меня отговаривала получать профессиональное художественное образование, потому что, ко всему прочему, была уверена, что все художники — пьяницы. Я пытался ей возражать: «Как ты можешь так говорить, у тебя же ни одного знакомого художника нет!», а она плакала, что в книжках читала про распущенную жизнь творческой богемы. Еле убедил её, что советские художники так себя не ведут. А отец, наоборот, поддерживал меня — говорил, что надо прожить интересную и, главное, собственную жизнь, чтобы не жалеть потом, что отказался от своей судьбы.
Современники в камуфляже
— И всё-таки тема служения родине и образы людей в военной форме прошли через ваше творчество красной строкой.
Однажды я попросил отправить меня в командировку на советско-китайскую границу: мне хотелось написать портреты и быт наших пограничников. В результате со своим другом-художником прожил два месяца на заставе на Дальнем Востоке. Тогда я удивился, как много там типичных финно-угорских лиц, а уже потом мне рассказали, что удмуртов особенно охотно брали в пограничные войска: оказалось, свойства их национального характера — уравновешенность, добросовестность, терпеливость — как нельзя лучше подходят для этой службы.
— Темы для сюжетов из серии «есть такая профессия — родину защищать» наша история вам подбрасывала постоянно.
— Да, уже в 90-е я писал воинов, прошедших чеченские кампании — например, офицеров, которые 6 раз «возили» туда отряды из Удмуртии и уберегли всех до единого солдат — никто из наших ребят даже ранен не был. Но и в сценах ночного дозора я старался передать ощущение ежеминутного напряжения, от которого будто каменеют лица: никто не знал, закончится вахта спокойно или случится что-то страшное.
В последующие годы я часто бывал в отряде ОМОНа под Ижевском — наблюдал, как бойцы тренируются, как общаются, как проводят свободное время. Так появилась картина, на которой молодой сапёр в камуфляже сидит не то с книжкой, не то с дневником — я даже подходить не стал, чтобы это уточнить. Не важно. Значение имеет то, каким задумчивым и мечтательным было лицо этого юноши, который видел в своей жизни и ужас, и смерть, но который не ожесточился, не огрубел, не потерял способность глубоко и тонко чувствовать.
Нерядовые люди
— У вас есть серия портретов пожарных. Вам особенно интересны люди, которые часто рискуют своей жизнью, по роду занятий оказываются в пограничных, опасных ситуациях?
— Да, и я ищу в их лицах этот контраст между покоем повседневности и решимостью при необходимости совершить подвиг, как бы громко это ни звучало. Пытаюсь угадать, где скрывается эта особенность натуры — в том, как они смотрят, как хмурят брови? Должно быть что-то, что и в обычной жизни выдает эту особую мужественность, естественный для этих людей героизм. А может быть, наоборот, постоянная готовность к риску откладывает какой-то отпечаток на их лицах. Изучать, как под лупой (а писать портрет и значит рассматривать лицо в самых мельчайших деталях) таких людей чрезвычайно интересно. Сейчас многие из этих картин (и портреты маслом, и графические работы) выставлены в музее МВД, в музее ОМОНа, в музее Пожарной охраны.
— Вы повторяете, что пишите всегда с натуры, но есть у вас и особое полотно — портрет основателя Ижевского завода Дерябина.
— Я и правда стараюсь не писать людей из других эпох: когда не знаком со своим героем лично, как найти наиболее выразительный ракурс, как обнаружить наиболее выразительные жест и позу? Создавая портрет Андрея Федоровича Дерябина, я поневоле применил всю свою изобретательность. Сначала изучил его единственный прижизненный портрет, оригинал которого хранится в Петербурге. Затем — скульптурный бюст, стоящий на набережной Ижевского пруда. Читал исторические хроники, стремился к достоверности костюма (в соответствии с жанром парадного портрета изобразил Дерябина в мундире) и предметов быта. Не найдя в Ижевске сохранный интерьер начала 19 века, обратился в Музей-усадьбу Чайковского в Воткинске и получил разрешение работать там. В итоге на портрете Дерябина, который по сюжету изображает его в генеральском доме в Ижевске, запечатлены камин, канделябр и часы из воткинской усадьбы.
Выйти на пленэр
— Многие картины, представленные на вашей юбилейной выставке, до сих пор — ваша собственность. Неужели не продаются?
— Это не только моя проблема, но и большинства работающих сейчас художников. Уже тридцать лет наш музей изобразительных искусств практически не покупает картины — нет денег. Художники вынужденно пишут «салонные» камерные пейзажи и популярные сюжеты на продажу. Представить, что современные живописцы и графики будут создавать портреты рабочих или инженеров, практически невозможно. Лучше девушку красивую написать — этот портрет хотя бы можно будет продать в галерее. Проводя выставку, каждый раз надеемся, что она поможет найти новых покупателей: других возможностей для широкой аудитории познакомиться с авторской манерой того или иного художника почти не осталось.
— И все же вы не перестаете писать, не уходите на «творческую пенсию»?
— У художника нет пенсионного возраста. До 80 лет я преподавал в УдГУ — рисунок и живопись. И сейчас жду первой возможности выйти на пленэр: у меня дача под Ижевском, там достаточно спуститься с крыльца, и открываются красивейшие пейзажи. Так что сейчас я привожу в порядок мастерскую и жду весну!
Ректоры, на старт! Кто победит в конкурентной борьбе? 
Семечко к семечку. С чего начинается путь к богатому урожаю? 
Девушка с мольбертом. Как художник понимает элитарность искусства? 
Художник в городе. Почему творческие люди работают дворниками и сторожами? 
Акция «Война на всех одна»: присылайте в редакцию свои истории о героях!