Одна из ведущих актрис Русского драматического театра Ирина Дементова в канун Нового года сыграла свой бенефисный спектакль и очередную премьеру — заглавную роль в комедии «Ханума».
Спектакль в постановке Владимира Золотаря получился обаятельным, радостным и очень творческим — со стилизованной под грузинские мелодии музыкой в исполнении камерного ансамбля, расположившегося в глубине сцены, с песнями, спетыми не под фонограмму, а живыми голосами, с россыпью колоритных образов. Актриса театра дала интервью корреспонденту «АиФ в Удмуртии».
Лицо и маска
Лучшая сваха Авлабара Ханума — умная и остроумная, азартная, темпераментная, с лукавым взглядом, наслаждающаяся стихией игры, — стала ещё одной яркой героиней в театральной биографии Ирины Дементовой. Она - одна из тех «атаманш» — знающих себе цену, соблазнительных и не боящихся жить, решительных и острых на язык, которых сразу видят в этой актрисе режиссёры. Неслучайно именно ей выпало сыграть и гоголевскую Солоху в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», и Маргариту Павловну Хоботову в «Покровских воротах», и бойкую Кормилицу в «Ромео и Джульетте». Мы решили выяснить, насколько сложившееся амплуа актрисы совпадает с её внутренним миром.
Анна Вардугина, «АиФ в Удмуртии»: Ирина, ваша Ханума — прирожденная победительница, энергичная и неунывающая, не боящаяся ни мужчин, ни других женщин. И многие зрители, не раз видевшие вас в подобных ролях, уверены, что вы тут почти не играете, а просто выходите на сцену «как есть».
Ирина Дементова: А на самом деле я совсем на этих героинь не похожа. Постоянно в себе сомневаюсь, самоедствую. Отношусь критически к каждой своей работе, думаю — а ведь наверняка можно было сделать лучше. Вижу чью-то сильную, талантливую актёрскую работу и думаю: как хорошо, вот человек на своём месте, а я-то что в профессии делаю? Может, мне лучше идти свёклу обрабатывать?
Простая история о профессии
— Неужели правда сомневаетесь в том, что правильно выбрали дело жизни?
— Однажды мне было очень стыдно за то, что я — артистка. Дело было на спектакле «Очень простая история». Это история для взрослых, но большинство персонажей там — домашние животные. Корова, Пёс, Лошадь, Курица. Я играла Свинью. И вот я сижу на сцене в костюме Свиньи, вокруг меня артист Саша Баров скачет собакой, а я смотрю в зал, и думаю: наверное, сейчас все эти люди думают, зачем мы, артисты, вообще существуем? Зачем мы этой ерундой занимаемся? В мире же столько по-настоящему нужных профессий. Врачи-нейрохирурги. Строители. Хлебопеки. Машинисты поездов, в конце концов. А мы, здоровые, неглупые люди, собаками лаем и хрюкаем. Это был такой серьёзный кризис, что я после спектакля партнёрам рассказала о своих сомнениях, — что, может, даже от уборщиц людям больше пользы, чем от нас. А потом после этого же спектакля, «Очень простой истории», к нам в гримёрку пришли женщины-зрительницы. Сказали, что спектакль перевернул им душу, что они на жизнь и смерть теперь по-другому смотрят, и вряд ли поднимется рука курицу зарезать — ценность каждой жизни стала чувствоваться иначе. Тогда я поняла, что, видимо, и от нас есть толк.
Жизнь под прикрытием амплуа
— Если так сомневались в актёрстве, как же вы его выбрали?
— Видимо, потому, что мне все учителя говорили «ты точно актрисой будешь». Я и была первой артисткой школы. Стихи читать — громко, с выражением, — я. Монолог из классики на официальном мероприятии — я. Но мечты играть на сцене у меня не было: я хотела быть милиционером! Хотела спасать мир от хулиганов, воров, убийц и других нехороших людей. Когда мне было 14 лет, я даже писала в львовскую школу милиции (родилась и выросла на Украине) с просьбой взять меня к ним учиться. Они мне ответили, что в их школу берут только мальчиков и сообщили адрес школы, куда и девчонок принимают, где-то в России.
Мои героические мечты разрушил папа. Он сказал, нельзя мне в милиционеры и разведчики: мне стоматологическое кресло только покажут, и я от страха сдам все пароли и явки. А я правда трусиха, только показывать этого не люблю. И так наловчилась это скрывать, что теперь многие считают меня сильной и неуязвимой.
Драма выбора
— Какие работы дают вам больше насыщения, профессионального удовлетворения — когда героиня совпадает с вами по темпераменту или, когда она совсем другая и надо найти в себе неожиданные качества?
— Второе, конечно. Таких ролей не много, но я их люблю (например, в недавней премьере «Калека с острова Инишмаан» я играю тётушку Эйлин, создавать которую было чистым удовольствием). Но чаще бывает, когда актёр или актриса оказываются заложниками своего амплуа. И это понятно: режиссёры приезжают в театр на месяц, чтобы отрепетировать целый спектакль. Им не хочется лишних трудностей, которые обязательно возникнут, если дать актёрам роли «на сопротивление», вытаскивать из них несвойственные им черты. Легче и безопаснее для успеха спектакля дать роль тому, кто в ней очевидно органичен. И, конечно, мне чаще всего выпадают роли острохарактерные, комедийные, где надо быть громкой, энергичной, соблазнительной, волевой, сильной… Хотя первой моей ролью после театрального вуза, между прочим, была Антигона в древнегреческой трагедии. Меня в Россию, в театр города Шадринска, пригласили именно потому, что увидели во мне потенциал для этой трагической роли. Но уже вторая роль была во французской комедии. В Москву и Петербург тоже предлагали ехать работать, но предупредили, что пока карьера не состоится, хорошие гонорары не появятся, жить надо будет в бытовке, платить даже не за комнату, а за место на раскладушке. И я испугалась — в детстве я жила в хорошем доме, росла с няньками, и мне казалось, что без бытового комфорта работа будет не в радость. Сейчас бы, наверное, я уже решила иначе.
Можно быть смешной
— Вы не боитесь быть на сцене смешной или некрасивой. Это от уверенности, что вы всё равно красавица?
— Да ну! Наверное, это от того, что я с самого начала знаю: актриса и фотомодель — это разные профессии. Мы не модели идеальных людей, а отражения всего того разнообразия, которое бывает в жизни. Узнавать себя в нас на сцене должны не только первейшие красавцы и красавицы, а любой человек в зале. Поэтому на сцене нужно иногда быть и нелепой, и смешной, и неловкой. И обаяние часто оказывается привлекательнее красоты. Я же много лет была пухленькой, но, по словам коллег, преподносила себя так, что эти особенности фигуры воспринимались как достоинство.
— Какой зритель — ваш любимый?
— Тот, кто старается понять спектакль, разобраться в его смыслах, расшифровать метафоры. Люблю, когда воспринимают театр не как развлечение, а как способ глубже понять жизнь и самих себя. Избавиться от стереотипов, в конце концов. Мне иногда говорят, что после спектакля прочитали или перечитали литературное произведение, по которому он поставлен – для меня это награда.
Источник вдохновения
— А где вы берете «основы» для лепки характеров, не похожих на ваш собственный? Как на студенческих этюдах в театральном вузе подсматриваете за окружающими людьми?
— Обязательно! Мне кажется, самые интересные люди — кондукторы в общественном транспорте и продавцы, которые стояли за прилавками (жаль, что сейчас в большинстве магазинов остались только кассиры). Я могла часами стоять и наблюдать, как они работают. Как общаются с обычными покупателями и как глазки стоят тем, кому по блату припасли что-то под полой. А кондукторов всех знала в лицо — столько лет каждый день по четыре раза (на дневные репетиции и вечерние спектакли) ездила в театр с Буммаша и обратно на седьмом троллейбусе. И каждая была со своей изюминкой. До сих пор, хотя уже 8 лет езжу за рулем своей машины, помню эти наблюдения.
— Ваш актерский темперамент разглядели в школе. А ведь вы тоже с детьми работаете.
— Да, много лет, и в детском саду, и в школе. Начала вести театральные кружки практически сразу после окончания вуза. Педагогике специально не училась, но оказалось, что с детьми могу работать интуитивно. Мне с ними легко и комфортно, я дружу с ними всю свою жизнь, и с трехлетними, и с семнадцатилетними.
— Кто-то из ваших воспитанников выбрал актерство профессией?
— Да! На мой бенефис из Нью-Йорка прилетела моя ученица Любовь Грошева. Она занималась у меня здесь, в Ижевске, в школе №69, где я работаю уже лет 15, потом стала актрисой музыкальных театров, а недавно уехала в Америку. Но мы все равно поддерживаем связь, она рассказывает мне обо всех своих работах.
— А играть для детей вам нравится?
— Очень люблю детские спектакли, но важно, чтобы они были профессиональными, добрыми, красивыми. Чтобы занавес открылся, и дети обомлели. Нынешних детей удивить очень сложно, но все равно на сцене должно создаваться волшебство.
И в новогодних спектаклях работаю с удовольствием. Однажды я была Снегурочкой (и это была бойкая, немного сумасшедшая Снегурочка), однажды — Бабой Ягой. В новогоднем «Морозко» была зловредной падчерицей Марфушенькой, и когда выходила на интермедию к ёлке в этом же образе, постреливая глазами, со своими формами, просыпались даже папы, которые утром 1 января с трудом доводили своих детей до театра. Вот это было по мне: если я могу поднять людям настроение, значит, все-таки работаю не зря.
Знакомство через «Большие гастроли». Как директор театра играет на сцене? 
«Говорящие сердцем». Как вовлечь в творчество слабослышащих детей 
«Помочь дыханию театра». Почему в Сарапуле ждут приезжих режиссёров? 
Мы учим не отводить глаза. Как ведётся работа в инклюзивном театре? 
Есть ли жизнь после спорта? Баскетболист стал ведущим спортивных новостей