Мир древних обрядов. Почему удмуртки три дня держали младенца в бане?

Защитить дитя и мать

Выставка заняла один из малых залов Национального музея им. Кузебая Герда. Экспонаты, представленные на ней, подобраны из музейной коллекции – среди них почти нет редких вещей, которых нельзя было увидеть на других этнографических экспозициях. И всё же, собранные вместе, они открывают новую для аудитории тему рождения и воспитания ребёнка в удмуртской культуре, пропитанной дохристианскими верованиями. Материальный мир выставки на первый взгляд кажется неброским: колыбели разных форм, костюм молодой матери-удмуртки, домашняя утварь, которую использовали при уходе за младенцем. Но, вглядываясь в эти предметы пристальнее, можно погрузиться в цивилизацию, разительно отличающуюся от современной, хотя от некоторых экспонатов нас отделяет всего сотня лет.

«Качая колыбель» - та выставка, на которой необходимо заказывать полноценную экскурсию. Без пояснений специалиста кажется совершенно странным, почему среди экспонатов – плетёное корытце, в котором лежит спелёнутое дитя, или хлебная лопата для печи. Зато после рассказа экскурсовода перед глазами встает величественная и страшная картина взаимоотношения наших предков и опасного, мрачного мира, полного таинственных и враждебных сил.

Большинство обрядов, связанных с рождением и первыми днями жизни ребёнка и просуществовавших вплоть до начала ХХ века, служили одной цели – защитить дитя и его мать. Страх перед неизведанным миром за порогом избы был так силен, а надежда на чудо так велика, что буквально каждый шаг молодой женщины, решившейся стать матерью, сопровождался суевериями и бытовой магией.

Магия серпа и топора

Рождение ребёнка сопровождалось цепью обязательных обрядов. При первых схватках женщины для неё растапливали баню и звали деревенскую повитуху, гогы-мумы, которая становилась проводником младенца в мир живых людей. Если ребенок рождался без признаков жизни, говорили, что душа ребёнка задержалась в мире духов, не успела за его телом, и повитуха проводила обряд вызывания души. В печи открывали вьюшки, и женщина, колотя по печной заслонке, топая и грохоча изо всех сил, кричала в жерло печи, прося предков отдать душу ребёнка.

Здоровому малышу нужно было перерезать пуповину. Вместо обычной медицинской операции наши предки устраивали из этого необходимого действия ритуал-заговор на будущее младенца. Если рождался мальчик, в баню заносили колоду для колки дров и на ней перерубали пуповину топором. Если рождалась девочка, то её пуповину перерезали кухонным ножом или серпом на прялке. На этом магические действия с пуповиной не заканчивались: отсохший «хвостик» высушивали и прятали в том месте усадьбы, которое хотели бы связать с судьбой ребёнка. Пуповину мальчика закапывали в конюшне, а девочки – в загоне для овец или в амбаре с зерном.

Новорождённого пеленали в старую отцовскую рубаху – считалось, что ткань, долгое время касавшаяся его плеч, сохраняла его силу и жизнестойкость и могла передать их младенцу. Кроме того, мужская рубаха на младенце считалась своеобразным заговором на то, чтобы следующий ребёнок в семье был мальчиком (поскольку наделы земли в удмуртских общинах распределялись только между «мужскими душами», мальчики в доме означали увеличение хозяйства).

Там же, в бане, повитуха давала ребенку имя. Оно так и называлось «банное» и сопровождало человека всю его бытовую жизнь. Оно могло быть символичным: мальчика, рожденного в грозу, гогы-мумы могла назвать Гудыри - Гром, чтобы передать ему часть силы природной стихии. Обычай «банного» имени сохранился у удмуртов и после христианизации, причем крестильное имя оставалось тайным. Мальчика им впервые моги назвать только при проводах в армию, а девочка порой ни разу в жизни не слышала обращения к себе по церковному имени: в семье использовали только «банное» имя. Его, кстати, впоследствии могли поменять, если ребёнка преследовали болезни или несчастья – считалось, что вместе с именем можно изменить и судьбу.

Под мамкиной юбкой

Дитя, защищенное всеми этими обрядами, продолжавшимися в бане три дня, нужно было занести в дом, но и это нельзя было сделать, не отведя глаз нечистой силе. Считалось, что злые духи могут подкараулить ребёнка на крыльце и сглазить его, наслать болезнь. Чтобы избежать этого, запутать нечисть, младенца передавали через окно, иногда даже разбивая для этого стекло. Первой люлькой для новорожденного становилась какая-нибудь домашняя утварь – решето, корытце, плетеная корзина: готовить колыбель до рождения ребёнка считалось дурной приметой. Как только колыбель была готова, ребенка перекладывали в неё. Тут к оберегу-пелёнке из отцовской рубашки добавлялось покрывало из материнской юбки: как пологом, колыбель накрывали подолом, отрезанным от того сарафана или платья, в котором женщина ходила во время беременности. Именно от этого старого обычая пошло выражение «под мамкиной юбкой», означающее беспомощного малыша.

Женская одежда вообще была одним из самых мощных оберегов в доме, защищавшим не только саму женщину, но и её детей. Многие детали имели сакральное, магическое значение. Звон монисто на груди женщины отгонял злых духов, но монисто могли позволить себе только в зажиточных семьях, а вот головной убор с обережными символами был обязателен для всех. Как и в культурах многих других народов, удмуртки меняли головной убор после свадьбы – девичью такью, похожую на тюбетейку – на сюлык. Молодая жена начинала укладывать волосы особым способом, закручивая пряди у висков, а косу закрывая чалмой – накидкой до полутора метров длиной, которая ниспадала по спине и для удобства заправлялась за пояс фартука. Поверх чалмы накидывался сюлык – особым образом сшитое покрывало, скрывающее голову, плечи и спину женщины. Пока женщина носила ребёнка, сюлык был чёрным, цвета плодородной земли, богато украшенный вышивкой с символами рода. После рождения первенца женщина надевала красный сюлык, на котором должны были быть нанесены символы дерева – Великого древа, связывающего все поколения рода, дающего защиту предков. Красный цвет и сам по себе считался защитным, обладающим живительной силой, поэтому в заднюю часть сюлыка мать заворачивала ребёнка как в покрывало, чтобы помочь ему справиться с болезнью.

Знахарка с приметами Бабы-Яги

Магические действия с колыбелью на укрывании материнским подолом не заканчивались. На дно непременно клали острый предмет (нож, шило, осколок стекла), чтобы отогнать злую силу, а саму колыбель подвешивали к матице – главной оси в доме, которая символизировала центр всего мироздания. По необходимости колыбель можно было переносить и в другие места, и на улицу забирать, нельзя было только ставить на землю – наши предки были уверены, что в этом случае духи тотчас заберут младенца в свой нижний мир.

Заболевшего ребёнка по древнему обычаю «перепекали»: обмазывали кислым тестом и на хлебной лопате сажали в печь. От некоторых недугов печное тепло, возможно, и спасало. Но панацеей это средство точно не было. Так в народных сказка появился сюжет о Бабе-Яге, сажающий добрых молодцев в печь - обряд старух-знахарок, деревенских ведуний, стал со временем казаться угрозой.

Продолжение темы

Этнографическую часть выставки музейщики попытались уравновесить экспонатами, относящимися к более поздней истории младенчества и детства в Удмуртии. Выглядят они не так таинственно и впечатляюще: крестильная рубашка, советские игрушки, фланелевые ползунки, ультимативно требующий от лица карапузов «защиты от мух» и «акушерок, а не бабок» плакат, коляска из второй половины ХХ века - этот набор предметов словно переносит посетителя из жутковатой, но захватывающей сказки о старых временах в обыденную реальность наших дней.

Главными адресатами выставки в музее считают подростков. Здесь уверены, что современным тинэйджерам необходимо знать о семейных традициях республики и страны как можно больше и анонсируют продолжение темы: вслед за проектом «Качая колыбель» последуют выставки «Мир дома» и «Мы выбираем жизнь».

Смотрите также:

• Не просто представитель власти. Как проходят будни сельского участкового? →
• Ирина Медведева: «Я не даю комментариев о личной жизни» →
• Забытая радость. Как наладить контакт отцов и детей →