Незаконная вырубка леса в Удмуртии по-прежнему является одним из распространенных преступлений. За 7 месяцев текущего года правоохранительные органы завели 34 уголовных дела по подобным фактам. К уголовной ответственности привлекли 21 человека, 16 дел переданы в суд. Общий ущерб от этих преступлений превысил 3 млн рублей.
Удвоенная наглость
Мастер леса из Кизнерского района Анатолий Корешков: — Число незаконных рубок растёт ежегодно. И увеличивается не только число фактов незаконного вторжения в лес человека с топором. В разы растёт его наглость. В 2005 году было выявлено 5 фактов незаконных рубок, один условный «чёрный лесоруб» присвоил 10 кубометров леса. А в прошлом году при 16 фактах воровства объёмы украденного леса превысили 325 кубометров, т.е. аппетиты воров удвоились. И то понятно. 10 лет назад деловую древесину крали в основном для собственных нужд: подлатать избу или новую баньку срубить. Сейчас воруют для продажи. Деловой лес на рынке пользуется большим спросом. И я не исключаю, что выявляются не все факты воровства. То, что они обнаруживаются не сразу – совершенно точно. В лесу хозяина нет. С принятием Лесного Кодекса лесников сократили, и следить за состоянием лесов практически некому.
Под катком реальности
Светлана Стовбун, «АиФ-Удмуртия»: — А как же арендаторы, на которых переложили ответственность за проведение лесовосстановительных работ, охрану леса от пожара и т.д.?
— Леса в Кизнерском районе занимают 126 тыс. га. Из них в аренду переданы 30 тыс. га. Ту же противопожарную работу на площади 96 тыс. га по госзаданию ведут 8 работников филиала «Можгалес» АУУР «Удмуртлес». А до реформы лесного хозяйства одних лесников в Кизнерском лесничестве было 47, и каждый из них едва ли не ежедневно обходил 4 тыс. га. Вырубал ненужную поросль, через глав местных муниципалитетов держал связь с государственными структурами, организовывал местное население на очищение леса от сухостойных, больных деревьев, валежника, высадку молодых саженцев. Сейчас на все эти мероприятия нет ни людей, ни денег. Потому не надо удивляться бурелому. А то грибники-ягодники возмущаются, что завалены леса, что по ним проехать нельзя – дорог нет. Да, по нынешним лесным дорогам не то, что проехать, их разглядеть сквозь заросли невозможно!
А упования реформаторов лесного хозяйства на арендаторов оказались преувеличенными. Изначально в нашем районе арендаторов было 3. Одному из них чиновники буквально впарили в аренду леса столько, сколько тому и не нужно было: первым главное отчёты составить, а результат — тут уж как получится. Так вот этот арендатор не имел никаких возможностей для проведения лесовосстановительных работ. Валил древесину – и всё!
— Что ж с ним договор государство не расторгло?
— Радужные правовые возможности попали под каток современных экономических реалий. Произошел рейдерский захват его предприятия, производство встало, прошло через процедуру банкротства… Понятно, при таких обстоятельствах уже некого заставить высадить лес на опустошенных площадях. Конечно, эта ситуация единична, есть арендаторы, выполняющие свои обязательства на совесть. Тем не менее, введение Лесного Кодекса, который уже на этапе документальной разработки вызвал критику у работников леса, сильно ударило по зеленому богатству страны.
В сравнении с нефтью, природным газом, иными полезными ископаемыми лесные ресурсы восстанавливаются гораздо быстрее. Но над их восстановлением надо работать, надо вкладывать деньги, а современные чиновники нацелены только брать. В Кизнерском районе лесовосстановление просто необходимо провести на площади 1372 га. Денег на эти работы нет. Я не говорю, что эти площади превратились в пустоши. В природе пустот не бывает, на месте вырубок вырастают кустарники, лиственные и даже хвойные деревья. Но в условиях естественного отбора (без высадки саженцев по всем правилам и последующего создания для их роста соответствующих условий) до сырья с высоким качеством древесины из этих саженцев вырастут единицы.
На ближайших к лесоперерабатывающим предприятиям участках хвойные деревья вырублены ещё в 80-ых, по их заготовке спускались большие плановые задания. Не случайно в настоящее время в структуре лесозаготовок преобладает берёза, хвойные насаждения в своей массе мелкотоварные, для заготовки не выгодные.А леса между тем скудеют. Уже сейчас в нашем районе лес, пригодный для заготовки не на дрова, остался в труднодоступных местах.
Заброшенный питомник
— А в каком состоянии сейчас находится питомник, который вы закладывали в 2000 году?
— Те сеянцы, что выстояли естественный отбор, стали выше меня. Смотреть на это больно. Перечёркнуты труды и немалые финансовые затраты. В конце прошлого века стало очевидно, что плодородие почв всех трёх питомников лесничества снизилось. Было принято решение о закладке нового питомника. Для этого из земель сельскохозяйственного назначения в лесной фонд перевели 21 гектар пашни. В первые годы на полутора гектарах вырастили 3 млн саженцев ели и сосны. Планировалось ежегодно их высаживать на площади до 500 га. В лучшие времена эти площади достигали 600 га. Но саженцы из нового питомника успели высадить лишь на площади 350 га – грянула реформа лесного хозяйства….
— В дореформенном лесу ключевой фигурой был лесник. Но, по мнению старожилов того времени, идеального порядка в лесу он обеспечить не мог. Порядок, говаривали старики 80-ых, можно поддерживать лишь по-хозяйски бережным отношением к лесам всех, кто их посещает. Мол, в наше время даже в логах уборку с мётлами проводили, а после лесозаготовок ни веточки на земле после себя не оставляли. Всё потому, что жили лесом. Он кормил, лечил, одевал и согревал.
— Такой, прежней, зависимости от леса у современного человека нет. Грибы-ягоды покупаем в магазинах законсервированными, лекарства — в аптеке, согреваемся природным газом. Возможно, это и стало одной из причин потребительски-неуважительного отношения человека к лесу.
Тем не менее, в дореформенное время материальная зависимость человека от леса была очевидна. Рубки ухода, высадка саженцев – все эти работы, на которые лесник привлекал местное население, оплачивались. Он же отпускал древесину, и часть заработанных денег оставалась в лесничествах. На эти деньги в основном и проводились лесовосстановительные работы. Плюс — выделялись средства из бюджета. Сейчас первого источника нет. Второго, как сказал выше, тоже не хватает.Простой смертный не стыдится вывалить в логу мешки с бытовыми отходами, лесоруб – оставить после себя кучи веток и пней, чиновник — принять закон во вред.
Страдает, понятно, лес. Возьмем для примера борьбу с последствиями нашествия жука-короеда. До реформы в этой ситуации лесник выдавал разрешение на вырубку сухостойного дерева кому-то из местных жителей. Тот незамедлительно отправлялся в лес, валил больное дерево, вывозил, спасая от заражения здоровые деревья. Сейчас оформление документов на отпуск древесины – и сухостойной, и деловой — занимает не меньше месяца. За это время очаг заражения разрастается в 4–5 раз. Лесной Кодекс бережливости к лесным ресурсам не прибавил!
— Анатолий Михайлович, а если чиновники решат вернуть в леса лесников, в деревнях кадры найдутся?
— Найдутся. При условии повышения заработной платы работников лесной отрасли. Она и прежде была в числе самых низкооплачиваемых. Моя зарплата, а по служебным обязанностям мастер леса приравнивается к леснику, не превышает 13 тысяч рублей. Боюсь, что государство, сэкономив на оплате лесников,гораздо больше потеряло в возможных доходах от леса в будущем. Такая вот, близорукая, экономия получилась.