Истории любви
Александр Поскрёбышев, АиФ: - Начну, может быть, с «излишне женского» вопроса - какой из ваших оперных героинь вам эмоционально, психологически ближе внутренний мир и переживания?
Мария Пахарь: - Разумеется, мне бы очень хотелось «оставаться Наташей Ростовой до самой пенсии». Это была моя первая большая роль, которая подошла мне так, как будто «перчатка идеально села на руку». После этого многие окружающие восклицали: «Верим, что вы настоящая Наташа Ростова!»
- С того момента пролетело уже десять лет. Угадаю, что на высокой скорости.
- С невероятно высокой! Даже не верится… И это несмотря на то, что сейчас мне по-прежнему очень часто приходится петь партии влюблённых женщин. Они оказываются в разных исторических эпохах и обстоятельствах, но при этом повторяется один и тот же сюжет: женщина влюблена, и она при этом либо счастлива, либо страдает от неразделенной любви, а иногда ещё и жертвует собой. Если говорить о моих любимых героинях, то среди них я назову Виолетту, Аиду, Леонору, Фьордилиджи. И Мюзетту из оперы Богема» Джакомо Пуччини - у неё происходят размолвки и ссоры с возлюбленным Марселем, но история их любви всё равно облечена счастьем, и всё у них заканчивается хорошо!
«Без битых стёкол и яда»
- Никакая не тайна, что любой театр отличают сложные взаимоотношения между актёрами. В Театре Станиславского и Немировича-Данченко этот «климат» тоже не райский?
- А вот здесь вы не угадали. Ничего дурного про наш театр я не скажу. Со всеми коллегами я дружна, и в нашем коллективе сложилась человеческая атмосфера. Творческим людям всегда есть что делить, но «битых стекол» у нас нет, и «яд в вино» никто друг другу не подсыпает.Я не знаю точную природу доброжелательного климата в нашем театре. По всей вероятности, в труппе подобрались люди с философским отношением к жизни.
- Вам комфортно играть в своём театре. А меняется ли это ощущение, когда вы выступаете в других сценах в качестве приглашённой актрисы: в «Новой опере», в Большом театре или на подмостках драматического театра имени Вахтангова?
- Мне комфортно выступать везде, где играют хорошие музыканты - оркестр и дирижёр, где постановка не экстремальная, а классическая, в которой не надо «стоять на ушах».
- На вахтанговской сцене в спектакле «Анна Каренина» вы играете «саму себя» - оперную певицу. Сейчас текст Толстого режиссёры зачастую переворачивают как раз «с ног на голову», читают «справа налево». А как смотрится спектакль в театре на Арбате?
- Вахтанговский театр сейчас на пике творческой формы, и спектакль «Анна Каренина» - насыщенный хореографически, где танцуют драматические актёры - получился очень красивым. Рекомендую всем театралам при первой возможности его посмотреть. Что касается меня, то в «Анне Карениной» мне не пришлось перевоплощаться в роли, но зато я нахожусь в реально «подвешенном состоянии» - там есть такой бом, который катается и тоже участвует в сцене скачек. Через этот барьер прыгают актёры, имитирующие всадникрв, а мне приходится выходить по этому бому и петь на шаткой площадочке.
- Ну, вам же не привыкать: в роли Мюзетты вы прыгали на старый «Москвич».
- Это точно! В «Богеме» я прыгаю со стула на крыло автомобиля, потом на капот и на крышу. Как это получается, сама не знаю!
Перипетии конкурсов
- Ваша коллега по «Станиславскому» Хибла Герзмава в 1994 году выиграла Гран-при на международном конкурсе имени Чайковского в Москве. В 2007 году вы тоже попробовали себя в этом престижном конкурсном испытании, но в финал не прошли. Сейчас у вас есть объяснение, почему это произошло?
- Открою читателям маленький «секрет» - всё дело в том, что в тот момент меня позвали на прослушивание в Италию. После первого тура на конкурсе Чайковского, я села в самолет и улетела в Милан.
- Неужели вас приглашали в знаменитый миланский оперный театр La scala?
- Нет, я должна была приехать на прослушивание в оперный театр в Триесте. И тут я получаю смс-сообщение от моего концертмейстера: «Маша! Поздравляю! Мы прошли во второй тур! Но если ты не прилетишь в Москву, то я тебя прибью!» И я стала соображать, как мне оказаться одновременно в двух разных географических точках. Пришлось открыться итальянскому импресарио, пригласившему меня. «Ты понимаешь, что сейчас конкурс Чайковского для тебя гораздо важней?!» - спросил итальянец.
Скажу откровенно, тогда я «ничего не понимала». Я размышляла, что мне нужно искать работу: «Какие ещё могут быть конкурсы?!» Успев съездить в Триест и спеть там довольно хорошо, я ночным рейсом улетела обратно в Москву. Прилетаю в столицу ранним утром, глотаю какую-то таблетку снотворного, засыпаю, чтобы вечером петь программу второго тура. Надо сказать, что на экстремальное состояние, связанное со всеми этими переездами-перелётами, накладывалась очень сложная программа. Мы с концертмейстером честно не включили в неё музыку Прокофьева, потому что в обязательных конкурсных требованиях оговаривалось, что «необходимо исполнить произведение композитора, написанное после 1960 года».
Теперь-то я понимаю, что мою программу можно было выстроить иначе, где-то «взять паузу» и спеть что-нибудь лирическое. Тем более, что половина конкурсантов, «закрыв глаза», пели музыку того же Сергея Сергеевича Прокофьева - партии Андрея Болконского и Пьера Безухова. И это было очень обидно, потому что я могла спокойно исполнять партию Наташи Ростовой и не исключаю, что могла пройти в третий тур. Наташа была не просто спета мной. Она была продумана с актёрской стороны: всё-таки эту роль я готовила для дебюта в Большом театре. Но, увы… Исходя из предлагаемых обстоятельств, мы решили взять музыку Шостаковича, и во втором туре я спела Катерину Измайлову.
- Как вам кажется, судьи были слишком строги к вам?
- Понятно, что в конкурсах периодически происходят какие-то нелепости, но я никогда не стану говорить о справедливости или несправедливости в решениях жюри. Любой конкурс для всех участников даёт огромный стимул и мотив для дальнейшего творческого роста и развития. Подготовку к большому конкурсу можно сравнить с подготовкой спортсменов к чемпионату мира или Олимпийским играм. При этом нередко можно проследить странную закономерность, когда у победителей конкурсов не складывается театральная карьера. Они как спринтеры - ярко блеснули голосом на короткой конкурсной дистанции, получили «лучи славы», но затем этот свет померк. А работа в театре напоминает, скорее, марафонский бег. На своём первом конкурсе в Санкт-Петербурге (конкурс молодых исполнителей, проводимый Ириной Богачевой, известной певицей меццо-сопрано - АиФ) я слетела в первом же туре. Но те люди, кто меня слушал, затем восклицали: «В консерватории ты никогда так не пела!» Здесь ведь надо ещё понимать, что в конкурсах существует возрастной ценз, а я довольно поздно начала заниматься пением. Если бы мне сейчас было 20 лет, и я училась в консерватории, то старалась бы не пропускать ни одного авторитетного конкурса.
С Вишневской и Ростроповичем на старте
- Известно, что поздний приход в вокал был связан с тем, что в консерватории вы поначалу учились на фортепианном отделении. Музыкантское понимание инструментального голоса помогло вам в постижении голоса вокального?
- Можно сказать, что я переучивалась играть на другом инструменте и по иным законам звукоизвлечения. Фортепианные навыки помогают мне в работе. Я могу себе аккомпанировать, зная, как отрабатываются инструментальные пассажи на фортепиано, примерно то же самое я делаю и голосом. В частности, отрабатывая партии Леоноры из «Трубадура» или Виолетты из «Травиаты» Джузеппе Верди.
- В своей карьере вы явно «вытянули счастливый билет» - это же невероятная удача стартовать на большой сцене с роли Наташи Ростовой, обучаясь вокалу у самой Галины Вишневской и когда за дирижёрским пультом в «Войне и мире» стоял маэстро Мстислав Ростропович. Какими вы их запомнили?
- Галина Павловна всегда оставалась красавицей и настоящей царицей, а Мстислав Леопольдович запомнился мне своим неиссякаемым юмором и неизменно нежными чувствами к своей избраннице. На репетициях он постоянно сыпал забавными историями. Одной из таких историй был рассказ о том, как он впервые увидел будущую супругу: «Я заметил, как вниз по лестнице спускалась дама. Сначала показались её красивые ноги, потом статный корпус, а потом вышла вся она - Галка! Я просто не мог не влюбиться в неё!»