Что остаётся от деревни, если её стереть с карты? Мувыр из Удмуртии когда-то разделил судьбу тысяч неперспективных деревень: дома – под бульдозер, людей – в соседние крупные посёлки и города.
Когда её житель Александр Корепанов вернулся из армии, он стоял на пустом поле – ни домов, ни дорог. Как будто его деревни с садами, коровником, соседями, которые жили дружно, никогда и не было.
А сегодня Мувыр снова живой. Корепанов вернул его на карту: здесь стоят дома, живут люди. И каждое лето проводится фестиваль в память о всех исчезнувших деревнях России. В материале udm.aif.ru – как одному удмуртскому мужику удалось воскресить родную деревню.
И гольф, и ткачество
А в июле на берегу реки Лозы в Мувыре («му» – земля, «выр» – возвышенность в пер. с удм.) заиграют гармони, зазвучат народные песни, развернутся торговые ряды, запахнет свежей выпечкой.
Здесь 26 июля пройдёт фестиваль «Деревня – душа России» – событие, которое начиналось как простой праздник в честь деревни, а стало символом возрождения и сопротивления забвению.

«Это не только праздник нашей деревни, – говорит местный житель, 64-летний фермер Александр Корепанов. – Это день памяти всех исчезнувших деревень».
Собираются на праздник около восьми тысяч человек. Здесь всё, чтобы доказать: деревня может быть местом силы, точкой притяжения, пространством для жизни. Здесь поют бабушки из Бураново и выступают школьники, играют в деревенский гольф, учат ткать и готовить удмуртские блюда.
В июле здесь проходит фестиваль «Деревня – душа России». Это день памяти всех исчезнувших деревень.
А на деловой программе (да, она есть всегда!) обсуждают проблемы сёл и деревень. Повестка – широкая. Особая боль – исчезновение деревень с карты страны.
Память сильнее бульдозера
Деревню Мувыр признали в 80-х неперспективной – слово, которое для местных прозвучало как приговор.
Людей переселили в соседние сёла, дома кто-то перевёз с собой, остальные – снесли бульдозером.
Александру Корепанову тогда было всего двадцать. Он служил в армии, на границе с Китаем.
Узнал, что его родной Мувыр исчез, из письма от матери. Возвращение домой стало шоком: вместо деревни – пустое поле.

«Даже места не нашёл, где стоял наш дом. Всё вспахано. Как будто никогда ничего не было!» – вспоминает он.
Тогда ничего изменить не мог. Жил в соседней Зуре, помогал родителям, учился в сельхозинституте. Но мысль не отпускала: надо вернуться.
«Отец, он был механизатором, очень любил деревню, как-то он не выдержал: "Долго ещё говорить будешь? Давай делать"», – рассказывает Александр Геннадьевич.
И они переехали в Мувыр – заселились на пустоши. Вместе с Александром – его жена и две дочери.
«Я помню, как мы с отцом искали место для дома. Я тогда нашла в овраге перья – бирюзовые с белыми пятнышками. Красивые, необычные. Это было рядом с родником. Как будто знак: здесь. Папа сказал, что примерно в этом месте стоял дедушкин дом. Сестра вспоминала, что в первое время жили с керосиновыми лампами, но я этого уже не помню», – рассказывает младшая дочь Мария Прокофьева.

От фермы до часовни
Первый сосед пришёл только через года три. Потом – второй, третий. Медленно, но неотвратимо деревня возвращалась к жизни. Вместе с друзьями Александр восстановил водонапорную башню, проложил гравийную дорогу. Появился свет, пошёл первый скот, зазеленели поля.
Чтобы привлечь внимание, Александр даже завёл страусов – и не прогадал: приехали журналисты, про Мувыр заговорили.
День, когда на карте вновь появилась точка с названием «Мувыр» (официальный статус деревне вернули в 2009 г.), стал для Корепанова настоящим праздником.
Он плакал – не от усталости, а от того, что смог.
Деревня живёт до тех пор, пока в ней есть рабочие места. И пока есть такие люди, как у нас – верные земле, упрямые, надёжные, деревня будет стоять. А пока жива деревня – жива и Россия
«Я просто люблю свою землю. И знаю: если не я, то кто?» – говорит он.
Сегодня в деревне одна большая улица, которую на деревенском совете решили назвать «Светлой». На ней больше десятка домов, почти сорок жителей.
Деревня, конечно, держится на животноводстве, и оно здесь – не просто бизнес.

«Это уважение к памяти, к тем, кто жил здесь до нас», – считает Александр.
На ферме – почти 450 голов, из них 150 – дойные. Ежедневно перерабатывают до трёх тонн молока. Есть свой молокозавод. Местная продукция – молоко, йогурты, творог, сырники – уходит под маркой «Мувыр». А руководит производством одна из дочерей Корепанова – Нина. Она вернулась в родную деревню из Перми, где раньше жила.
Другая дочь, Мария, тоже вернулась – из Москвы. Теперь отвечает за туризм. Благодаря ей в Мувыр едут гости. Здесь можно пожить в настоящей деревенской усадьбе, подоить корову, растопить русскую печь, спуститься по деревянной лестнице к реке, пройтись по подвесному мосту. Летом – увидеть краснокнижные венерины башмачки (даже фестиваль специальный в честь них проводится в середине июня), половить рыбу, покататься на лодке или сапе. Зимой – на лошадях и снегокатах.

Внуки тоже здесь: трое внучек и два внука. Всего в деревне 10 детей.
В Мувыре появились детские площадки, экстремальный верёвочный парк.
Открыт музей с утварью, которой пользовались жители Мувыра, с их фотографиями. Среди экспонатов, кстати, и люлька, в которой качали самого Александра Геннадьевича. Есть даже фудкорт и деревенское кафе!
А ещё Александр с деревенскими мужиками построили часовню в честь святого великомученика Георгия Победоносца. Именно на этом месте, на берегу Лозы, много лет назад он дал себе обещание возродить родную деревню.

«Эта часовня со смотровой площадкой – для меня место силы. Я люблю здесь мечтать. Очень хочется сделать Мувыр любимым туристическим местом россиян», – говорит Мария.
Чтобы было куда возвращаться внукам
Сам Корепанов не любит громких слов. Хотя награды у него есть – «Семья года», «Бизнес-успех», участие в выставке «Россия»… Всё, что есть в Мувыре, построено руками местных.
Гранты, конечно, были: без них не поднять молокозавод и туризм.
На вопрос, зачем всё это, он отвечает: «Чтобы дети знали, откуда они. Чтобы внуки могли сюда приехать». Он вспоминает: «Как-то листал архивные документы. Прежде каждому, кто строил дом, выдавали 100 деревьев и освобождали от налогов на три года».
«Тогда понимали: деревня – это основа. А теперь что? Почему деревенский человек вдруг стал ненужным?» – задаётся он вопросом.
Александр убеждён: чем больше деревень – тем больше зерна. А значит, страна сыта.

Он резко оживляется, говоря о тех, кто называет деревню бременем.
«Знаете, что бы я им сказал? Посмотрите на "неперспективные" сёла – теперь там пустыри и пожары. Нет деревни – нет пашни. Нет пашни – нет хлеба. Разве это экономия? Раньше в детские сады везли парное молоко, а теперь – порошковое. Домашнюю курицу заменили химией. Вот и вся ваша "эффективность", – говорит он. Он не просит миллиардов, только возможности. – Дайте нам доступ к лесу рядом с деревней – не гоните нас за дровами за 50 км. У моего дяди – 92 года ему – волосы дыбом встают от того, что я за лесом езжу далеко: "Шурик, ты неправильно живёшь". Уберите бюрократию при получении земли. Пересмотрите неподъёмные тарифы на подключение электричества...» – список у Александра довольно большой.

Пекарня с мельницей
Мечты? Конечно, есть.
«Самая большая – построить плотину, восстановить водяную мельницу, от которой и пошла деревня в 1837 г., открыть пекарню, чтобы замкнуть производственный цикл. Ещё заасфальтировать деревенскую улицу – пыль стоит столбом, а к нам ведь туристы приезжают. И очень хочется, чтобы газ наконец дошёл до нас», – говорит Александр Геннадьевич.

Он вдруг задумывается и машет рукой: даже если не построит плотину, мельницу и пекарню, самое главное – чтобы Мувыр жил, чтобы в России деревни не исчезали.
«Деревня живёт до тех пор, пока в ней есть рабочие места. И пока есть такие люди, как у нас – верные земле, упрямые, надёжные, деревня будет стоять. А пока жива деревня – жива и Россия», – уверен Корепанов.