В этом году отмечается столетие революционных событий в нашей стране, которые потрясли мир. Корреспондент «АиФ в Удмуртии» знакомит читателей с основными этапами исторических вех той поры на территории Ижевска.
Февраль 1917-го поселок Ижевский завод встречал местом относительно благополучным. По крайней мере, на общем безрадостном фоне. Шёл третий год Империалистической войны, высасывавшей из страны все соки, в некоторых городах, включая обе столицы, не было хлеба, процветала спекуляция, инфляция съедала и без того не великие заработки.
Есть работа!
Страна была готова к революции, а вот Ижевск — нет. Сказывался военный характер посёлка при заводе и специфика основного производства. Спрос армии на «трёхлинейки», которые производили все оружейные предприятия будущего Ижевска, всё возрастал — их производили к тому времени по 2200 штук в день. Хватало Ижевскому оружейному и других заказов — на патроны, снаряды, гранаты, щиты для пушек и даже кинжалы.
В Ижевске производили 2200 штук «трёхлинеек» в день.
Когда есть стабильные военные заказы, есть работа. На Ижевском оружейном заводе в феврале 1917-го трудилось больше половины населения посёлка, который был больше Уфы, Перми и губернской Вятки. Рабочий день на предприятии продолжался 16 часов, люди неделями не покидали цехов. «Все проявляли в высшей степени добросовестное отношение к службе», — вспоминал в своих мемуарах Александр Певцов, начальник завода генерал-майор. Рабочие были вправе надеяться на то, что ударные темпы производства оружия будут достойно оплачиваться, но этого как раз и не происходило — расценки на фоне инфляции оставались крайне низкими.
Даёшь новые расценки!
В самом конце 1916 года четверо ижевских рабочих — Шипицын, Пирогов, Гладких и Чепкасов — на свой страх и риск отправились в Петроград, и попали на приём к начальнику Главного артиллерийского управления (ГАУ) генералу Алексею Маниковскому. Последний то ли вправду не знал о тяжелом финансовом положении рабочих стратегического предприятия, то ли делал вид, но, выслушав жалобы ходатаев, он отправил в посёлок начальника юридической части ГАУ Николая Жанколя. И тот, прибыв в поселок 6 февраля, убедился в справедливости требований рабочих увеличить расценки.
Стоимость рабочего часа была увеличена втрое — с 3 до 9 копеек, также предусматривались 15-процентные надбавки за предыдущие месяцы работы. Благодаря им каждый рабочий получал больше 100 рублей к своей обычной зарплате, но это была уже далёко не те деньги, что ходили в стране до войны. Стоимость хлеба выросла к февралю 1917-го примерно в шесть раз, аналогично подорожало и мясо, а иных продуктов не было вовсе. Привыкших к достойным заработкам ижевских рабочих эти выплаты, конечно, удовлетворить в полной мере не могли. К тому же администрация Ижевского оружейного повела себя недальновидно: расценки были увеличены далеко не для всех рабочих завода. Назревал бунт.
Уголовник во главе
В роли главного бунтовщика выступил 25-летний токарь Владимир Шумайлов. К этому времени он, зарезавший собственную мать, успел отсидеть три года в тюрьме, где, очевидно, и набрался революционных идей. Шумайлов и предложил рабочим-инструментальщикам — элите завода — не выходить на следующий день на работу, и был горячо поддержан. Утром 15 февраля полторы сотни инструментальщиков не вышли к своим рабочим местам, предъявив ультиматум: либо новые расценки, либо забастовка. Администрация завода вроде бы пошла им на уступки, но разгоряченные инструментальщики начали требовать новых расценок уже не только для себя, но и для остальных рабочих. Чернорабочим — повышения на 1 руб., станочникам — почти двойного увеличения жалования.
В феврале 1917 года в поселке Ижевский завод проживало чуть больше 65 тыс. человек.
Никаких законных оснований для такого повышения расценок у администрации не было, и рабочие получили отказ. Как результат — стараниями Шумайлова и особо буйных столичных рабочих, отправленных в Ижевск подальше от питерских забастовок (практиковались в то время и такие «ссылки»), 16 февраля бастовало около 3 тыс. рабочих завода, а 17-го не работала большая часть цехов завода. Бастовали и оружейные фабрики Евдокимова и Березина, исполнявшие заказы военного ведомства, в общей сложности в забастовку было вовлечено больше 42 тыс. рабочих.
Решительные меры
Что интересно, социал-демократические партии не имели к бунту ижевских рабочих никакого отношения. Включая и большевиков, которых принято считать главными зачинщиками всевозможных забастовок и стачек. Протест был по-настоящему стихийным, и в этом была его «ахиллесова пята» — отсутствие организующей и направляющей силы при достаточно большом количестве авторитетных рабочих, придерживавших «соглашательской» позиции.
Последние не сидели, сложа руки, а действовали, пытаясь как-то примирить стороны, организовать переговоры и решить дело «полюбовно». Были и те, кто уповал на добрую волю начальства, и отправлял телеграммы все тому же начальнику ГАУ Маниковскому.
Но тому было не до Ижевска — под боком, в Петрограде, бунтовали рабочие Путиловского завода, стачки и забастовки охватили почти все оборонные предприятия империи. А руководство Ижевского оружейного действовало решительно и четко — по-военному. И, судя по всему, согласно плану, разработанного в ГАУ или в родственном ему ведомстве. Бунтовавшие Путиловский, Сестрорецкий и Тульский заводы были закрыты. То же случилось и с Ижевским — 20 февраля его начальник генерал-майор Николай Кудрявцев распорядился закрыть предприятие. А уже 20 февраля в поселок срочно прибыла из Казани рота солдат. При поддержке местных сил правопорядка под общим руководством ротмистра Добромыслова начались массовые аресты бунтовщиков.
Всё было не зря
В тот же день, 20 февраля, были арестованы и высланы под конвоем в Казань 44 «путиловца». На следующий день их путём ушла и вторая партия активных участников забастовки. В несколько ином направлении — на фронт — отправились ещё несколько десятков особо отличившихся в ходе бунта рабочих. Наконец, арестовали и будущего «мэра» Ижевска Владимира Шумайлова, роль которого в забастовке рабочих, как считали некоторые его соратники, была позже сильно преувеличена.
«Решало настроение рабочих, а не речь Шумайлова. При этом, его выступление даже нельзя назвать речью. Он сказал всего несколько фраз, содержащих призыв к забастовке, и сразу же проголосовали. Об этом я говорю, как участник этого собрания. Володя вовсе не выделялся как оратор…», — вспоминал позже большевик В.Сергеев.
Утром 24 февраля Ижевский оружейный завод, а вместе с ним и фабрики Березина и Евдокимова, снова заработали. Не зная о том, что уже три дня спустя в Петрограде состоится общегородская политическая забастовка, переросшая в событие, которое принято называть Февральской буржуазной революцией.
Весть о ней пришла в посёлок Ижевский завод через день. И была поначалу воспринята как очередная провокация — мало ли их было? Но потом до будущего Ижевска дошли официальные газеты, и стало ясно: бастовали рабочие не зря — царь свергнут, страна на пороге новой жизни, пора выбирать свой, Ижевский совет рабочих и солдатских депутатов!
Его выбрали, но выборы эти — часть другой истории, о которой — в следующей серии «От февраля — к октябрю».